Роботы и Империя - Страница 69

Амадейро слушал эти нудные сентенции и думал: шпарит как по-писаному. Вслух он сказал:

– Доктор Мандамус, я не планетолог, но все, что вы говорите, мне известно.

– Как я уже предупредил – доктор Амадейро, я начал с начала. Астрономы все более убеждаются, что все или почти все планеты Галактики, пригодные для обитания, заметно отличаются от Земли. По каким-то причинам Земля – планета необычная, и эволюция на ней происходила невероятно быстро и совершенно аномально.

– Обычный аргумент, – сказал Амадейро, – состоит в том, что если бы в Галактике жили другие разумные существа, такие же развитые, как мы, они знали бы о нашем существовании и так или иначе дали бы о себе знать.

– Да, сэр. В сущности, будь в Галактике другие разумные существа, более развитые, чем мы, у нас с самого начала не было бы шансов занять даже одну планету. Отсюда следует, что в Галактике существует только один вид существ, способных путешествовать в гиперпространстве. То, что мы вообще единственные в Галактике носители разума, еще не вполне ясно, но весьма вероятно.

Теперь Амадейро слушал со скучающей полуулыбкой.

Молодой человек любит поучать, как человек, подавленный тупым ритмом своей мономании. Парень с причудами; слабая надежда Амадейро, что у этого Мандамуса действительно есть что-то, могущее повернуть ход истории, начала гаснуть.

– Вы продолжаете сообщать всем известные вещи, доктор Мандамус. Все знают, что Земля уникальна и что мы, по всей вероятности, единственные разумные существа в Галактике.

– Но никто не задавался простым вопросом: почему? Земляне и поселенцы не задают его. Они согласны с этим. У них мистическое отношение к Земле, они считают ее священным миром и необычные ее свойства принимают как должное. А мы, космониты, тоже не спрашиваем. Мы игнорируем этот вопрос. Для нас куда лучше не думать о Земле вовсе, потому что иначе нам придется считать себя потомками землян.

– Я не вижу смысла в этом вопросе, – сказал Амадейро. – Нам не нужно искать сложные ответы на это «почему». Случайные процессы призваны играть важную роль в эволюции и в какой-то мере во всех вещах. Если пригодных для жизни планет миллионы, эволюция может происходить на них по-разному. На одних быстрее, на других медленнее, где-то исключительно медленно, где-то исключительно быстро. Земле повезло, что эволюция на ней происходила исключительно быстро, и поэтому мы здесь. Так что если мы спрашиваем «почему?», естественным исчерпывающим ответом будет «случайность».

Амадейро ожидал, что Мандамус выдаст свою очередную причуду, обозлившись на неожиданное логическое утверждение, представленное в смешном виде и полностью опровергавшее его тезис. Однако Мандамус посмотрел на Амадейро и спокойно сказал:

– Нет. – Помолчав, он продолжал; – Для многократного ускорения эволюции нужно нечто большее, чем одна-две счастливые случайности. На каждой планете, кроме Земли, скорость эволюции тесно связана с потоком космической радиации. Скорость увеличивается не вдруг, а под влиянием этой радиации. На Земле же, где происходит больше изменений, чем на других обитаемых планетах, они не связаны с космическими лучами, поскольку количество радиации, достигающей Земли, невелико. Теперь вам, наверное, становится ясно, отчего это «почему» так важно.

– Хорошо, доктор Мандамус, поскольку я все еще слушаю и даже с большим нетерпением, чем сам предполагал, ответьте же на вопрос, который вы так настойчиво поднимаете. Или у вас есть только вопрос, но не ответ?

– У меня есть ответ, – сказал Мандамус. – И зависит он от того, что Земля уникальна еще в одном смысле.

– Дайте-ка я сам угадаю? Вы упоминали большой спутник. Однако, доктор Мандамус, вы не можете считать это своим открытием.

– Конечно, – холодно произнес Мандамус, – но учтите, что большие спутники – вещь обычная. В нашей планетной системе их пять, в системе Земли – семь, et cetera. Все известные большие спутники, кроме того, вращаются вокруг газовых гигантов, но только спутник Земли – Луна – вращается вокруг планеты ненамного большей, чем сам спутник.

– Осмелюсь ли я еще раз употребить слово «случайность», доктор Мандамус?

– В этом случае, возможно, и случайность, но Луна остается уникальной.

– Пусть так, но какая связь между сателлитом и обилием жизни на Земле?

– Это не совсем ясно, и связь может быть маловероятной, но казалось бы более невероятным, если бы два таких необычных примера уникальности у одной планеты не были бы не связаны между собой. И я обнаружил такую связь.

– Да? – насторожился Амадейро.

Вот сейчас-то его придурь и проявится. Амадейро украдкой взглянул на часы. Времени прошло немного больше, чем он предполагал потратить, но его любопытство росло.

– Луна, – сказал Мандамус, – медленно отходя от Земли, производит приливно-отливный эффект на Земле. Большие приливы на Земле – следствие существования этого большого спутника. Земное Солнце тоже вызывает приливы, но их интенсивность на две трети ниже, чем у лунных, – так же, как и наше солнце вызывает незначительные приливы на Авроре. Так вот, Луна была гораздо ближе к Земле в ранней истории этой планетной системы. Чем ближе Луна к Земле, тем выше приливы на Земле. Эти приливы производили два важных эффекта: они сгибали земную кору, поскольку Земля вращалась, и замедляли ее вращение. От этого сгибания и от трения приливных океанских вод о неровности морского дна энергия вращения превращалась в тепло. Следовательно, кора у Земли более тонкая, чем у известных нам пригодных для обитания планет, что доказывается вулканической деятельностью и подвижным строением коры.