Роботы и Империя - Страница 6

Наконец взгляд Мандамуса упал на Дэниела, неподвижно стоявшего в нише, и гость сумел преодолеть аврорианское безразличие и заметил его:

– А это, наверное, знаменитый Р. Дэниел Оливо? Его ни с кем не спутаешь, Замечательный образец.

– Да, замечательный.

– Он теперь ваш, кажется, по завещанию Фастольфа?

– Да, по завещанию доктора Фастольфа, – сказала Глэдия, подчеркнув слово «доктор».

– Меня поражает, что работа Института над человекоподобными роботами провалилась, хотя сначала шла. Вы никогда не задумывались почему?

– Я слышала об этом, – осторожно ответила Глэдия. Неужели он пришел сюда из-за этого? – Но я не уверена, что мне стоило бы тратить время на подобные размышления.

– Социологи все еще пытаются разобраться что к чему. Мы в Институте впали в отчаяние: похоже, что это естественный процесс. Но кое-кто из нас думает, что Фа… что доктор Фастольф каким-то образом причастен к нему.

Глэдия подумала, что второй раз он не сделал бы ошибки, и зло прищурилась.

– Только дурак может так подумать, – резко сказала она. – Если и вы так думаете, я не смягчу для вас этого выражения.

– Я не из тех, кто так думает, в основном потому, что не вижу, каким образом доктор Фастольф мог бы привести это дело к фиаско.

– А почему кто-то что-то должен был сделать? Важно, что народ не хочет таких роботов. Робот, выглядящий, как мужчина, конкурирует с мужчиной, причем конкурирует весьма успешно, а это не нравится. Аврориане не хотят конкуренции.

– Сексуальной конкуренции? – спокойно спросил Мандамус.

На миг Глэдия встретилась с ним взглядом, Неужели он знает о ее давней любви к роботу Джандеру?

Впрочем, что такого, если и знает?!

Лицо его, казалось, не выражало ничего такого, что скрывалось бы за его словами. Наконец она сказала:

– Конкуренции во всех отношениях. Если доктор Фастольф и создал такое впечатление, то лишь для тех, кто конструировал своих роботов по человеческому образцу, но и только.

– Я вижу, вы думали об этом, – сказал Мандамус. – Социологи считают, что страх перед конкуренцией послужил просто оправданием. Однако этого страха недостаточно, а других причин для отвращения, похоже, нет.

– Социология не точная наука, – сказала Глэдия.

– Не совсем так.

Глэдия пожала плечами. Помолчав, Мандамус продолжал:

– Во всяком случае это здорово задерживает организацию колонизационных экспедиций. Без человекоподобных роботов, мостящих дорогу…

Завтрак еще не кончился, но Глэдии было ясно, что Мандамус не может больше избегать нетривиальной беседы.

– Мы должны полететь сами, – сказала она.

На этот раз Мандамус пожал плечами:

– Это слишком трудно. К тому же, эти маложивущие варвары с Земли с разрешения вашего доктора Фастольфа ринулись на все планеты, словно рой пчел.

– Осталось еще немало планет, миллионы. А если земляне могут это сделать…

– Они-то, конечно, могут, – с неожиданным пылом сказал Мандамус. – Это стоит жизней – но что им жизнь? Какие-то десятилетия, и только – а землян миллиарды. Если в процессе колонизации погибнет миллион, – кто это заметит, для кого это важно?

– Я уверена, что для них важно.

– Вздор! Наша жизнь долгая, следовательно, более ценная, и мы, естественно, больше дорожим ею.

– Поэтому мы и сидим здесь и ничего не делаем, а только злимся на земных поселенцев за то, что они рискуют жизнями и в конце концов, похоже, станут частью Галактики.

Глэдия не была на стороне переселенцев, но ей хотелось противоречить Мандамусу, и она не могла удержаться, хотя чувствовала, что ее слова могут быть расценены как убеждение. К тому же, в последние годы она слышала подобные речи от Фастольфа.

По сигналу Глэдии быстро убрали со стола. Завтрак мог бы продолжаться, но разговор и настроение стали совершенно неподходящими для цивилизованного принятия пищи.

Они вернулись в гостиную. Роботы Мандамуса так же, как Дэниел и Жискар, последовали за хозяевами и заняли свои ниши. Мандамус не обращал никакого внимания на Жискара. «Да и с чего бы?» – подумала Глэдия. Жискар был старомодным, примитивным и совершенно не выдерживал сравнения с прекрасными образцами Мандамуса.

Она села и скрестила ноги, прекрасно зная, что они сохранили девичью стройность.

– Могу ли я узнать причину вашего желания видеть меня, доктор Мандамус? – спросила она.

Она не хотела откладывать дело в долгий ящик.

– У меня дурная привычка после еды жевать лекарственную резинку для улучшения пищеварения. Вы не возражаете?

– Я думаю, это будет отвлекать, – ответила Глэдия.

А про себя подумала: «Пусть терпит неудобство. Кроме того, в его возрасте нет нужды улучшать пищеварение».

Мандамус сунул пакетик обратно в нагрудный карман, не выказав разочарования.

– Я спросила, доктор Мандамус, о причине вашего желания видеть меня.

– У меня их две, леди Глэдия. Одна личная, другая – государственная. Вы позволите начать с личной?

– Откровенно говоря, доктор Мандамус, я не могу себе представить, какие личные дела могут быть между нами. Вы работаете в Роботехническом институте, не так ли?

– Да.

– И близки с Амадейро, как я слышала?

– Я имею честь работать с доктором Амадейро, – ответил он.

«Он платит мне той же монетой, – подумала Глэдия. – Но я не приму ее».

– Я встретилась с Амадейро случайно два столетия назад, и эта встреча была крайне неприятной. С тех пор я не имела с ним никакого контакта. Я не стала бы встречаться и с вами, его коллегой, но меня убедили, что наша встреча может оказаться важной. Не перейти ли нам теперь к государственному делу?